Суд Чести - 60 лет спустя

Врачи и их убийцы Нынешний читатель, наткнись он случайно на статью с упоминанием о «деле врачей», вряд ли сможет понять, что за ним скрывается, какую зловещую роль могло оно сыграть в политической жизни страны. Со времени «дела врачей» прошло более 50 лет. Первое сообщение ТАСС появилось в центральных советских газетах 13 января 1953 года

ОСОБАЯ ПАПКА. АРЕСТОВАННАЯ МЕДИЦИНА Как страна узнала о «заговоре врачей»?

Удивительная драма врача Тимашук

Суд Чести - 60 лет спустя

Суд чести (1948)

Фильм рассказывает о жизни советских ученых. Профессор Добротворский вместе со своим коллегой Лосевым находится на пути к завершению научной работы, имеющей огромное значение в медицине. Друг Добротворского академик Верейский узнает из иностранного журнала, что важные данные об этой работе попали в руки американских дельцов Режиссер: Абрам Роом Актеры: Борис Чирков, Антонина Максимова, Евгений Самойлов, Николай Анненков, Ольга Жизнева, Николай Свободин, Лидия Сухаревская, Василий Макаров, Иван Переверзев, Владимир Любимов, Владимир Марута, Владимир Владиславский, Константин Хохлов, Максим Штраух, Нина Шатерникова, Георгий Черноволенко, Аркадий Цинман, Семен Межинский

«Суд чести» — советский художественный фильм режиссёра Абрама Роома по сценарию Александра Штейна. Фильм снят в 1948 году на киностудии «Мосфильм». Премьера фильма состоялась 25 февраля 1949 года. Жанр — драма. Фильм был удостоен Сталинской премии I степени (1949). В 1949 году картина заняла в прокате третье место (15 миллионов 200 тысяч зрителей. Фильм был создан в рамках идеологической кампании борьбы с космополитизмом, начавшейся в СССР в конце 1940-х годов. Сюжет фильма перекликается с делом, рассмотренным Судом чести по двум советским учёным — член-корреспондентом Академии медицинских наук СССР Н. Г. Клюевой и профессора Г. И. Роскина, создавшим препарат от рака — «КР» (круцин).

Основой для сценария А. Штейн использовал свою пьесу «Закон чести», которая была рекомендована Политбюро ЦК ВКП(б) к экранизации в июне 1948 года. В аннотации к фильму отмечалось: «Фильм о борьбе с проявлениями низкопоклонства перед буржуазной наукой, о воспитании чувства высокого общественного долга, преданности интересам советского государства и о национальном достоинстве советских людей».Ещё до выхода фильма в прокат — 25 января 1949 — рецензия с выдержками из сценария была помещена в «Правде»

Врачи и их убийцы

Нынешний читатель, наткнись он случайно на статью с упоминанием о «деле врачей», вряд ли сможет понять, что за ним скрывается, какую зловещую роль могло оно сыграть в политической жизни страны. Со времени «дела врачей» прошло более 50 лет. Первое сообщение ТАСС появилось в центральных советских

На похоронах Жданова, «умертвленного» злонамеренными медиками. Слева направо: Маленков, Ворошилов, Сталин

газетах 13 января 1953 года:

«Некоторое время тому назад органами Государственной безопасности была раскрыта террористическая группа врачей, ставивших своей целью путем вредительского лечения сократить жизнь активным деятелям Советского Союза. В числе участников этой террористической группы оказались: профессор Вовси М.С., врач терапевт; профессор Виноградов В.Н., врач-терапевт; профессор Коган М.Б., врач-терапевт; профессор Коган Б.Б., врач-терапевт; профессор Егоров П.И., врач-терапевт; профессор Фельдман А.И., врач-отоларинголог; профессор Этингер Я.Г., врач-терапевт; профессор Гринштейн А.М., врач-невропатолог; Майоров Г.И., врач-терапевт.

Преступники признались, что они, воспользовавшись болезнью товарища А.А. Жданова, неправильно диагностировали его заболевание, скрыв имевшийся у него инфаркт миокарда, <...> и тем самым умертвили товарища А.А. Жданова. Следствием установлено, что преступники также сократили жизнь товарища А.С. Щербакова. Врачи-преступники старались <...> вывести из строя маршала Василевского А.М., маршала Говорова Л.А., маршала Конева И.С., генерала Штеменко С.М., адмирала Левченко Г.И. и других, однако арест расстроил их злодейские планы.

<...> Большинство участников террористической группы (Вовси М.С., Коган Б.Б., Фельдман А.И., Гринштейн А.М., Этингер Я.Г. и др.) были связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт», созданной американской разведкой. Другие участники террористической группы (Виноградов В.Н., Коган М.Б., Егоров П.И.) оказались давнишними агентами английской разведки. Следствие будет закончено в ближайшее время».

В сообщении были перечислены шесть евреев и трое русских врачей. На самом деле арестованных было гораздо больше: академик Б.И. Збарский, профессора Н.А. Шерешевский, М.Я. Серейский, В.Х. Василенко, В.Ф. Зеленин, Э.М. Гельштейн, А.А. Бусалов, Я.С. Темкин, Н.А. Попова, В.В. Закусов, В.Е. Незлин, С.Е. Незлин, доцент Н.Л. Вильк, детский врач Е.Ф. Лифшиц и ряд других специалистов. Аресты были проведены в Москве, Ленинграде, Ростове-на-Дону, Харькове, Челябинске.

Фигурирующий в «списке участников террористической группы» мой отец, профессор Я.Г. Этингер, был арестован еще в конце 1950 года и к моменту выхода «сообщения ТАСС» его уже почти два года, как не было в живых. Он был очень заметной фигурой в медицинском мире того времени. На протяжении многих лет он лечил С. М. Кирова и Г.К. Орджоникидзе; среди его пациентов были Г.В. Чичерин, М.М. Литвинов, С.М. Буденный и другие известные политические деятели.

Подвиг русской патриотки

У «дела врачей» была своя предыстория. 29 августа 1948 года начальник Главного управления охраны МГБ генерал-лейтенант Н.С. Власик получил письмо от сотрудницы кабинета электрокардиографии Кремлевской больницы Л.Ф. Тимашук. Она сообщала, что 28 августа ее направили в правительственный санаторий на Валдай для снятия электрокардиограммы у члена Политбюро ЦК ВКП(б) А.А. Жданова. На Валдай она вылетела вместе с профессором П.И. Егоровым, академиком В.Н. Виноградовым и профессором В.Х. Василенко. Тимашук сделала электрокардиограмму и по ее данным диагностировала у Жданова инфаркт миокарда, о чем тут же поставила в известность профессоров. Однако, по словам Л.Ф. Тимашук, профессор Егоров и лечащий врач д-р Майоров заявили, что это ошибочный диагноз и что у Жданова было лишь «функциональное расстройство» на почве склероза и гипертонической болезни. Л.Ф. Тимашук утверждала, что консультанты и лечащий врач Майоров «недооценивают безусловно тяжелое состояние Жданова, разрешив ему подниматься с постели, гулять по парку». По ее мнению, это «может привести к роковому исходу».

30 августа письмо Тимашук оказалось на столе у министра государственной безопасности В.С. Абакумова и в тот же день – у Сталина. Ознакомившись с ним, вождь сделал надпись: «В архив».

31 августа Жданов умер. В Лечсанупр Кремля были срочно вызваны профессора Виноградов, Зеленин, Этингер, Гельштейн и еще несколько московских терапевтов, в том числе профессор В.Е. Незлин. В.Е. Незлину было предложено проанализировать ЭКГ, вспоминал его брат, тоже тогда арестованный, профессор-пульмонолог С.Е. Незлин, но имя больного сообщено не было. После тщательного осмотра ЭКГ он указал, что она соответствует симптоматике хронической коронарной недостаточности. После этого ему был задан вопрос, имеются ли на этой ЭКГ признаки острой сердечной патологии. После повторного изучения ЭКГ В.Е. Незлин подчеркнул, что нет никаких изменений, указывающих на наличие у больного инфаркта миокарда. Вечером того же дня В.И. Незлину позвонила С.Е. Карпай и сообщила, что ЭКГ принадлежала Жданову, который в этот день скончался в санатории ЦК КПСС близ Валдая.

Министр госбезопасности Абакумов, тоже ставший невольной жертвой «дела врачей»
TOPSEC На первый взгляд это был чисто медицинский конфликт. Прочесть электрокардиограмму можно по-разному, ничего необычного в этом нет. Испытанный метод разрешения врачебного спора – консилиум. Но Тимашук почему-то решила искать арбитра в органах госбезопасности. В 1948 году ее письму не был дан ход. Но летом 1952 года, когда шла подготовка «дела врачей», Сталин о нем вспомнил.

Смерть Жданова по сей день остается загадкой. Известно, что с конца 1940-х годов в партийном руководстве разгоралась борьба между двумя группировками, одну из которых возглавляли Маленков и Берия, другую – Жданов и его ленинградские коллеги. Смерть Жданова была в полной мере использована его противниками, затеявшими так называемое «ленинградское дело» и уничтожившими всех, на кого он опирался и кого поддерживал. Не исключено, что и письмо простой скромной женщины, появившееся якобы самопроизвольно, было частью большой политической игры, которая велась вокруг Жданова перед его негласным устранением.

Сама Тимашук, видимо, об этом не знала. «Летом 1952 года, – писала она в президиум XXIII съезда КПСС в 1966 году, оправдываясь за ту роль, которую сыграла в «деле врачей», – меня вдруг вызвали в МГБ, в следственный отдел по особо важным делам к следователю Елисееву по делу покойного А.А. Жданова, и я снова подтвердила все то, что мною было написано в ЦК… Спустя еще полгода 20.01.1953 г. меня вызвал по телефону А.Н. Поскребышев (помощник Сталина. – Я.Э.) и пригласил в Кремль к Г.М. Маленкову, который сообщил мне о том, что только что на совещании Совета Министров СССР лично И.В. Сталиным мне вынесена благодарность за то, что в свое время (т.е. 4 года тому назад) я проявила большое мужество в споре с видными профессорами и отстаивала свое врачебное мнение в отношении больного, и награждаюсь орденом Ленина. Я была потрясена неожиданностью, т.к. не думала, что врачи, лечившие А.А. Жданова, были вредителями. На следующий день 21.01.1953 г. я была награждена орденом Ленина «за помощь, оказанную правительству в деле разоблачения врачей-убийц».

После указа о награждении Тимашук развернулась широкая кампания в прессе. «Правда» публикует статью «Почта Лидии Тимашук», в которой превозносит ее «подвиг» и сообщает о потоке благодарственных писем в ее адрес. «Еще совсем недавно мы не знали этой женщины, а теперь имя врача Лидии Федосеевны Тимашук стало символом советского патриотизма, высокой бдительности, непримиримой мужественной борьбы с врагами нашей Родины. Она помогла сорвать маску с американских наймитов, извергов, использовавших белый халат врача для умерщвления советских людей». В статье приводились стихи, написанные школьниками из г. Сочи и направленные Л.Ф. Тимашук: «Позор вам, общества обломки, за ваши темные дела, а славной русской патриотке на веки вечные хвала».

«Вас уже можно повесить»

Но вернемся в конец 1950-го, когда был арестован мой отец. Его дело вел один из самых страшных сталинских палачей, старший следователь по особо важным делам подполковник М.Д. Рюмин. На первом же допросе 20 ноября 1950 года он обвинил Этингера во «вредительском лечении» начальника Главного политического управления Красной Армии Александра Сергеевича Щербакова. Добиваясь «признаний», Рюмин жестоко избивал и пытал отца.

Иногда в допросах принимал участие министр госбезопасности Абакумов. В декабре 1950 года он пришел к выводу, что фактов преступного лечения со стороны Этингера не было, и в январе 1951-го дал указание «прекратить работу с Я.Г. Этингером», ограничившись обвинением в «антисоветской деятельности» и «антисталинских настроениях». Тем не менее Рюмин продолжал добиваться «признаний» своими методами. А ведь отец был тяжело болен: как следует из материалов дела, за время следствия у Этингера случилось 29 сердечных приступов. «Каждый последующий приступ грудной жабы, – говорилось в справке медчасти Лефортовской тюрьмы, – может привести к неблагоприятному исходу». 2 марта 1951 года, вернувшись после очередного допроса в камеру, отец, как говорится в материалах дела, «подошел к столу, откусил кусочек хлеба, сделал несколько шагов по направлению к двери и в бессознательном состоянии упал». Смерть наступила от паралича сердца.

Смерть отца отнюдь не разжалобила палачей. 16 июля 1951 года арестовали и мою мать, Р.К. Викторову. На первом же допросе полковник Родованский заявил ей, что она знала о «вредительском лечении» Щербакова. Он не давал матери спать, помещал в карцер, надевал наручники, обливал ледяной водой, добиваясь признания в том, что она знала о «террористических действиях мужа». Однажды Родованский вместе с еще одним следователем жестоко избил ее – больную женщину, которой было тогда 62 года. 1 марта 1952 года ее приговорили к 10-летнему тюремному заключению. А я получил 10 лет спецлагеря. (Меня арестовали раньше отца и матери, в октябре 1950 года.) 12 мая 1951 года было принято решение о конфискации всего нашего имущества.

Пыткам и избиениям, многодневному содержанию в наручниках подвергались и другие арестованные. «Мы имеем поручение руководства передать вам, – заявили следователи известному кардиологу профессору Владимиру Никитичу Виноградову, – что за совершенное вами преступление вас уже можно повесить, но вы можете сохранить жизнь и получить возможность работать, если правдиво расскажете, куда идут корни ваших преступлений, на кого вы ориентировались». Когда Владимир Никитич отказался сделать «признание», его, 70-летнего человека, жестоко избили. Только после этого Виноградов дал показания, в которых, если верить протоколу, заявил: «С Этингером меня сближало общее недовольство внешней политикой Советского Союза. Как Этингер, так и я считали, что советское правительство занимает по отношению к США и Англии неправильную политику: вместо сближения с ними и налаживания торговли создает конфликты, мешающие развитию нужных и иных связей. Я и Этингер стояли на той точке зрения, что в науке, в частности медицине, на Западе развитие более высоко, нежели в СССР».

Уже цитированный мною С.Е.Незлин вспоминал, что его брата «ввиду упорного нежелания признаваться в несовершенных преступлениях…» секли железными прутьями. И экзекуция была прекращена лишь после того, как он потерял сознание.

После издевательств арестованные вынуждены были дать следствию «признательные» показания. А вскоре появилось и пресловутое сообщение ТАСС.

Профессор Я. Этингер умер во время следствия Среди населения стали распространяться панические страхи. В каждом медработнике начали видеть вредителя. Посещаемость поликлиник резко упала, аптеки пустовали, возникали слухи о случаях ухудшения здоровья после приема медикаментов, якобы содержавших яд. В ЦК и редакцию «Правды» шли потоки «писем трудящихся», которые предлагали наказать «убийц в белых халатах», «извергов рода человеческого» и «продажных псов американского империализма». Многие полагали, что после суда над «еврейскими националистами» начнется массовая депортация евреев в Сибирь, а к Москве и другим крупным городам уже подгоняются товарные поезда для их перевозки.

Дело Абакумова–Шварцмана

Но «дело врачей», еще даже не став достоянием гласности, спровоцировало колоссальную перетряску на Лубянке. 2 июля 1951 года уже упоминавшийся следователь-садист Рюмин направил секретное письмо Сталину. «В ноябре 1950 года, – писал он, – мне было поручено вести следствие по делу арестованного доктора медицинских наук профессора Я.Г. Этингера. На допросах Этингер признался, что он является убежденным еврейским националистом, вследствие этого вынашивал ненависть к ВКП(б) и советскому правительству. Этингер признался также и в том, что он, воспользовавшись тем, что в 1945 году ему было поручено лечить тов. Щербакова, делал все для того, чтобы сократить последнему жизнь.

За время «допроса», вернее, беседы с Этингером тов. Абакумов несколько раз намекал ему о том, чтобы он отказался от своих показаний о злодейском убийстве тов. Щербакова. Затем, когда Этингера увели из кабинета, тов. Абакумов запретил мне допрашивать Этингера в направлении вскрытия его практической деятельности и замыслов по террору, мотивируя тем, что он – Этингер – «заведет нас в дебри». Примерно 28–29 января 1951 года меня вызвал к себе начальник следственной части по особо важным делам тов. Леонов и, сославшись на указания тов. Абакумова, предложил прекратить работу с арестованным Этингером, а дело по его обвинению, как выразился тов. Леонов, «положить на полку»…»

Рюмин обвинил Абакумова в том, что «он является опасным человеком для государства, тем более на таком остром участке, как министерство государственной безопасности». Письмо возымело действие. В начале июля 1951 года Абакумов был исключен из партии и отстранен от работы, а 12 июля оказался в тюрьме. Вместе с ним арестовали большую группу видных работников МГБ. В их числе были начальник следственной части по особо важным делам МГБ СССР полковник А.Г. Леонов, его заместители полковник В.И. Комаров и М.Т. Лихачев, сотрудники аппарата Абакумова И.Я. Чернов и Я.М. Броверман.

12 декабря 1951 года Рюмин назначается заместителем министра государственной безопасности. Под его контролем оказывается следственная часть по особо важным делам. 22 февраля 1952 года расследование дела Абакумова и его сотрудников было возложено на органы безопасности, он был переведен из тюрьмы «Матросская тишина» в Лефортовскую тюрьму. По иронии судьбы Абакумов сидел там в соседней со мной камере.

4 декабря 1952 года, когда основные участники этого дела были уже арестованы, ЦК КПСС принимает очередное постановление, в котором говорилось, что бывший министр госбезопасности Абакумов, имея прямые данные о вредительстве в лечебном деле, полученные МГБ в результате следствия по делу Этингера, скрыл их от ЦК КПСС и свернул следствие по этому делу.

Волна репрессий, начавшаяся после ареста Абакумова, затронула практически всех евреев, работавших в аппарате МГБ. Большинство было арестовано, остальные изгнаны с работы. Одним из первых летом 1951 года сел заместитель начальника следственной части МГБ СССР полковник Л.А.Шварцман. (В 1955 году был расстрелян «за многочисленные нарушения законности».) В октябре-ноябре были арестованы заместитель начальника 1-го Главного управления МГБ генерал-лейтенант Н. М. Белкин, заместитель начальника 2-го Главного управления МГБ генерал-лейтенант Л.Ф. Райхман, заместитель начальника Бюро №1 МГБ генерал-майор Н.И. Эйтингон, начальники отделов «Д» и «Р» полковники А.М. Палкин и В.М. Блиндерман, руководитель лаборатории Отдела оперативной техники МГБ СССР полковник Г.М. Майрановский, заместитель начальника отдела «К» 2-го Главного управления МГБ подполковник А.Я. Свердлов (сын бывшего председателя ВЦИК).

В сентябре 1952 года с помощью избиений от Шварцмана были получены «важные» показания на Кагановича, Хрущева, Меркулова, Кобулова (первого заместителя наркома госбезопасности в 1943–1945 гг., близкого сотрудника Берии), Мамулова (заместителя министра внутренних дел) и ряда других видных деятелей. Но самыми важными для советского руководства были признания Шварцмана о том, что он якобы готовил террористические акты против Маленкова и что о его планах знали Абакумов, Райхман, Палкин, полковник Л.Е. Иткин – начальник следственного отдела Управления контрразведки Московского военного округа, Эйтингон и прокурор Дорон. Показания Шварцмана оказались настолько своевременными, что само дело Абакумова впредь стало именоваться делом Абакумова–Шварцмана.

По мнению бывшего руководителя государственной архивной службы Российской Федерации профессора Р.Г. Пихоя, Сталин лично руководил следствием и определял степень виновности того или другого участника «заговора». На полях дела есть его пометки: «Абакумов и Власик отдали Тимашук на расправу иностранным шпионам-террористам Егорову, Виноградову, Василенко, Майорову». Или: «Он (Жданов. – Я.Э.) не просто умер, а был убит Абакумовым». Абакумова также обвиняли в попытках организации убийства Маленкова, связав это с показаниями Шварцмана о покушении на Маленкова. Пихоя пишет: «Дело о врачах-вредителях объединялось с делом о «террористах» из числа сотрудников МГБ и заливалось густым антисемитским соусом».

За чисткой чистка

Процесс над «убийцами в белых халатах» был призван стать прологом к новой чистке в высших эшелонах партийно-государственного и военного руководства. Одновременно с сообщением ТАСС от 13 января 1953 года «Правда» публикует редакционную статью «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей». «Некоторые наши органы и их руководители, – утверждала газета, – потеряли бдительность и заразились ротозейством». Кто имелся в виду? Абакумов? На момент ареста основной группы врачей он уже почти полтора года сидел в тюрьме. Новый министр С.Д. Игнатьев? Но он так и не был арестован и, продолжая занимать свой пост, доводил «дело врачей» до конца.

его жена Р. Викторова была освобождена в конце 1954 года Знаменательно при этом, что на ХIX съезде партии в октябре 1952 года в новое политбюро ЦК вошли 25 человек, многие из которых были совершенно неизвестны в партийных кругах. Группа руководителей, сложившаяся в конце 1930-х, была как бы «растворена» в более широком составе политбюро. Такие опытные деятели, как Молотов, Микоян, Ворошилов, Берия, Хрущев, Булганин, не могли не понимать, что Сталин готовит им замену. Особые основания беспокоиться были у Берии. Почему именно он, верный оруженосец Сталина, перестал устраивать вождя?

В 1945 году секретарь ЦК Компартии Грузии П. Шария по заданию Берии выезжал в Париж – якобы по вопросу возвращения музейных ценностей, вывезенных грузинским меньшевистским правительством после советизации Грузии в 1921 году. В Париже он тайно встречался с лидерами грузинской эмиграции – бывшим главой правительства независимой Грузии Ноем Жорданией и видными грузинскими политиками-эмигрантами В.Гамбашидзе, Е.Гегечкори, И.Гобелией. Как рассказывали мне некоторые грузинские эмигранты в Париже в 1990 году, существует предположение, что Шария по поручению Берии стремился заполучить у представителей грузинской эмиграции материалы, компрометировавшие деятельность Сталина в Грузии в дореволюционные годы. В начале 1950-х годов Шария был арестован и доставлен на Лубянку. Вероятно, до Сталина дошла информация о конспиративных встречах Шарии в Париже.

Известно, что МГБ собирало компромат на Берию. В начале 50-х годов подслушивающие устройства стояли даже у его матери, за всеми родственниками шла слежка.

Н.А. Булганин, бывший председатель Совета Министров, с которым я встречался несколько раз в 1970 году, высказывал предположение, что после процесса врачей Сталин собирался расправиться с Молотовым и Микояном. После XIX съезда партии он неоднократно обвинял их в шпионаже в пользу США и Англии. Прежде всего, Сталин был настроен против Молотова, жена которого, П.С. Жемчужина, еврейка по национальности, была арестована еще в 1949 году. Булганин считал, что под угрозой была и жизнь Ворошилова, также женатого на еврейке. Мой информированный собеседник придерживался мнения, что Сталин готовил большой политический процесс по образцу процесса Бухарина, Рыкова, Пятакова в 1938 году. Только на этот раз на скамье подсудимых должны были оказаться Молотов, Микоян, Ворошилов, Берия.

По словам Булганина, Сталин был «бытовым и политическим антисемитом», хотя в его окружении и были евреи – Каганович и Мехлис. По мнению Булганина, антисемитские настроения Сталина особенно усилились после войны; он неоднократно говорил в узком кругу, что евреи – «пятая колонна американского империализма». Сталин считал, что «евреи заправляют в Америке и отсюда антисоветская политика США в послевоенный период». Булганин добавил, что на совещании в начале декабря 1952 года Сталин прямо сказал: «Каждый еврей в Советском Союзе – это националист, агент американской разведки. Еврейские националисты – а все они националисты – думают, что еврейскую нацию облагодетельствовали США. Вот почему они считают своим долгом помогать американским империалистам».

Во всем виноват Рюмин

По некоторым сведениям, Сталин был недоволен темпами, которыми велось «дело врачей»: торопил следственную часть, требуя незамедлительно добиться признаний от арестованных. 14 ноября 1952 года Рюмина сняли с поста заместителя министра государственной безопасности и направили на работу старшим контролером в Министерство госконтроля СССР. Куратором «дела врачей» назначается генерал-полковник С.А. Гоглидзе, позднее расстрелянный вместе с Берией.

В январе-феврале 1953 года аресты еще продолжались. Еврейское население находилось в состоянии тревожного ожидания. Усилились слухи, что после суда над врачами должна произойти насильственная депортация евреев в отдаленные районы страны.

5 марта 1953 года умер Сталин. В течение нескольких следующих недель в кремлевском руководстве продолжались дискуссии о «деле врачей». Была начата проверка материалов. Берия с самого начала не скрывал, что уверен в их фальсификации. Несмотря на сопротивление некоторых коллег, он настоял на безотлагательном освобождении врачей. Арестованным было предложено изложить свои претензии к следствию. Все они отказались от прежних показаний, ссылаясь на применение физического и психологического насилия. Профессор С.Е. Незлин рассказывал мне, как в середине марта его вызвал новый следователь и расспрашивал о методах ведения следствия. С.Е. Незлин не понимал, что это может означать. Примерно то же говорили мне В.Н. Виноградов, М.С. Вовси и другие врачи.

31 марта Берия утвердил постановление о прекращении «дела врачей» и освобождении всех подследственных, а 3 апреля по предложению Берии Президиум ЦК КПСС принял постановление о полной реабилитации всех 37 арестованных. Из них 28 были собственно врачами, остальные – членами их семей. Так как мать и я уже были осуждены, чтобы освободить нас, необходим был протест Генерального прокурора, отмена вынесенных ранее приговоров и новое следствие. Это заняло почти два года, и на свободу мы вышли лишь в конце 1954 года.

4 апреля 1953 года было опубликовано сообщение МВД:

Яков Этингер, доктор исторических наук, профессор, почетный член ряда зарубежных академий. Автор двух книг о «деле врачей» «Министерство внутренних дел СССР провело тщательную проверку всех материалов предварительного следствия и других данных по делу врачей, обвинявшихся во вредительстве, шпионаже и террористических действиях в отношении активных деятелей Советского государства. В результате проверки установлено, что привлеченные по этому делу профессор Вовси М.С., профессор Виноградов В.Н., профессор Коган М.Б., профессор Коган Б.Б., профессор Егоров П.И., профессор Фельдман А.И., профессор Этингер Я.Г., профессор Василенко В.Х., профессор Гринштейн А.М., профессор Зеленин В.Ф., профессор Преображенский Б.С., профессор Попова Н.А., профессор Закусов В.В., профессор Шерешевский И.А., врач Майоров Г.И. были арестованы бывшим Министерством государственной безопасности СССР неправильно, без каких-либо законных оснований».

В тот же день Президиум Верховного Совета СССР постановил отменить Указ от 20 января 1953 года о награждении орденом Ленина врача Тимашук. (Тимашук и после реабилитации врачей работала до пенсии в Лечсанупре Кремля, а потом в Четвертом Главном управлении при Минздраве СССР, где лечилась советская партийно-государственная элита, была награждена орденом Трудового Красного Знамени и скончалась несколько лет тому назад.)

Новому советскому руководству необходимо было отмежеваться от «дела врачей». Надо было найти «стрелочника». Им оказался Рюмин. Он был арестован 16 марта 1953 года, а в июле 1954 года Военная Коллегия Верховного Суда СССР приговорила его к расстрелу. 6 апреля 1953 года «Правда» писала в передовой статье:

«Презренные авантюристы типа Рюмина сфабрикованным ими следственным делом пытались разжечь в советском обществе, спаянном морально-политическим единством, идеями пролетарского интернационализма, глубоко чуждые социалистической идеологии чувства национальной вражды. В этих провокационных целях они не останавливались перед клеветой на советских людей. Тщательной проверкой установлено, что таким образом был оклеветан честный общественный деятель народный артист СССР Михоэлс».

Попытка реванша

После ареста Берии среди части населения несколько недель царила тревога – а вдруг во главе страны окажется Маленков, которого многие считали главным организатором массовых репрессий в сталинское время? К нам даже зашел Виноградов и сказал, что почти уверен: обвинения против врачей будут возобновлены. На партийных собраниях в Центральном аппарате МВД, на которых с 11 по 18 июля 1953 года выступило более 1600 сотрудников, нашлось немало тех, кто не одобрял прекращение «дела врачей». Многие выступавшие настаивали на продолжении прежней практики в МВД и МГБ. Так как сам Берия опирался в МВД на преданную ему группу лиц, главным образом из числа арестованных по «делу Абакумова–Шварцмана», часть из них были вновь арестованы и осуждены на большие сроки. Осудили их, естественно, за их преступления. Это было чисто политической расправой.

За вычетом узкого круга высшего руководства МВД, никто не подозревал, какие чудовищные планы вынашивают на Лубянке, и если бы не решающая роль таких людей, как Хрущев, Микоян и Жуков, сталинские порядки могли быть восстановлены.

Яков ЭТИНГЕР Специально для «Совершенно секретно» http://sovsekretno.ru/magazines/article/1571

ОСОБАЯ ПАПКА. АРЕСТОВАННАЯ МЕДИЦИНА

Как страна узнала о «заговоре врачей»?


Со времени прекращения «дела врачей» не утихают споры: существовал ли на самом деле в 1952 году заговор крупных профессоров? Одни исследователи утверждают: нет, не было. Другие, напротив, склонны полагать, что врачи все-таки были виноваты.
Нужна правда об этих людях. Чтобы попытаться ее установить, мы впервые публикуем протоколы допросов арестованных врачей, докладные записки о ходе следствия в Политбюро и лично т. Сталину. Автор — профессор кафедры судебной медицины Московской медицинской академии им. Сеченова, заслуженный работник Высшей школы РФ, судмедэксперт высшей категории Александр Маслов — не претендует на детальный анализ воспроизводимых событий хотя бы потому, что пока еще не все документы доступны для исследования, часть из них по-прежнему под грифом «секретно».

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
арестованного ЛЕВИНА Георгия Львовича
3 июля 1952 года
ВОПРОС: Кого вы знаете из числа близких связей КОГАНА?
ОТВЕТ: Из личных наблюдений я знаю, что в близких и хороших отношениях КОГАН находится с академиком ВОВСИ Мироном Семеновичем, профессором ГЕЛЬШТЕЙНОМ Элеазаром Марковичем и врачом-терапевтом КЕЧКЕРОМ Леонидом Харитоновичем. Близкую связь КОГАН имел ранее с профессором ЭТИНГЕРОМ Яковом Гиляровичем, репрессированным органами МГБ.

Протокол допроса записан с моих слов правильно и мною прочитан (ЛЕВИН)

ДОПРОСИЛ: СТ. СЛЕДОВАТЕЛЬ СЛЕДОТДЕЛА 5 УПР. МГБ СССР капитан (БАЙКОВ)

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
арестованного РЫЖИКОВА Романа Исаевича
от 30 мая 1952 года
Именно никто другой, как КОГАН и ВОВСИ, являются главными виновниками того, что консилиумом не было принято никакого решения в ограничении Димитрову рабочей нагрузки и поддержании строгого трудового режима как в домашней, так и в служебной обстановке.
Допрос окончен в 4 часа 31.V.52 года.
Протокол записан с моих слов верно и мною прочитан (РЫЖИКОВ)

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

обвиняемого ЕГОРОВА Бориса Аркадьевича от 13 марта 1952 года

ВОПРОС: Вы обходите молчанием преступные действия отдельных врачей в их практической врачебной деятельности, в частности в лечении больных. Рассказывайте и об этом.
ОТВЕТ: От ВОВСИ, КОГАНА, ГИЛЬШТЕЙНА, НЕЗЛИНА и ЭТИНГЕРА, известных в кругах врачей своими националистическими действиями, можно было ожидать всяких пакостей и в практической врачебной деятельности. Однако конкретные факты, свидетельствующие об их преступных действиях при лечении больных, мне не известны. Допрос длился до 24 часов с перерывом от 16 час. до 22 часов.

Протокол мною прочитан, показания с моих слов записаны верно — (ЕГОРОВ)

ДОПРОСИЛ: СЛЕДОВАТЕЛЬ СЛЕДЧАСТИ ПО ОСОБО ВАЖНЫМ ДЕЛАМ МГБ СССР — капитан (ЕЛИСЕЕВ)


13 января 1953 года в «Правде» на четвертой странице публикуется «Хроника ТАСС» — «Арест группы врачей-вредителей»: «Некоторое время тому назад органами Государственной безопасности была раскрыта террористическая группа врачей, ставившая своей целью путем вредительского лечения сократить жизнь активным деятелям Советского Союза. В числе участников этой террористической группы оказались: профессор Вовси М.С., врач-терапевт, профессор Виноградов В.Н., врач-терапевт, профессор Коган М.Б., врач-терапевт, профессор Егоров П.И., врач-терапевт, профессор Фельдман А. И., врач-отоларинголог, профессор Этингер, врач-терапевт <…>. Преступники признались, что они, воспользовавшись болезнью тов. Жданова А. А., неправильно диагностировали его заболевание, скрыв имевшийся у него инфаркт миокарда, назначили противопоказанный этому заболеванию режим и тем самым умертвили тов. А. А. Жданова. <…>
Врачи-преступники старались в первую очередь подорвать здоровье советских руководящих военных кадров, вывести их из строя и ослабить оборону страны. Они старались вывести из строя маршала Василевского А.М., маршала Говорова Л. А., маршала Конева И. С., генерала армии Штеменко С.М., адмирала Левченко Г. И. и других, однако арест расстроил их злодейские планы, и преступникам не удалось добиться своей цели.
<…> Арестованный Вовси заявил следствию, что он получил директиву «об истреблении руководящих кадров СССР» из США от организации «Джойнт» через врача в Москве Шимелиовича и известного буржуазного националиста Михоэлса. <…> Следствие будет закончено в ближайшее время». (ТАСС).

Для советского человека подобная публикация в «Правде» значила больше, чем обвинительное заключение прокурора. И в газетах развернулась широкая кампания с требованиями жестоко покарать «врачей-отравителей».
«Если верить фактам, то все есть жуткая правда о чудовищах в белых халатах», — утверждает спустя сорок лет газета «Борьба» (1992, № 6).
Но в докладе о «Культе личности и его последствиях» первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев говорил: «Следует также напомнить о деле «врачей-вредителей». Собственно, никакого дела не было, кроме заявления врача Тимашук, которая, может быть, под влиянием кого-нибудь или по указанию (ведь она была негласным сотрудником органов безопасности) написала Сталину письмо, в котором заявила, что врачи якобы применяют неправильные методы лечения».
Следовательно, поводом к громким арестам послужило только письмо никому не известного врача Тимашук? Не поторопился ли Хрущев с подобным заявлением?
Упомянутая газета «Борьба» писала (там же): «Итак, в МГБ СССР поступило заявление ординаторного (так в тексте. — А.М.) врача Кремлевской больницы Л.Ф. Тимашук о внушающих глубокие сомнения действиях медицинских светил. <…> С соблюдением глубочайшей секретности проверка заявления была поручена следственной части по особо важным делам МГБ СССР. С амбулаторных карт всех высших руководителей партии, государства и вооруженных сил страны <…> было сделано 12 копий. <…> По специально разработанной схеме анонимные или с вымышленными фамилиями копии амбулаторных карт были разосланы фельдсвязью в различные города страны. <…> Копии историй болезни консультировали рядовые врачи городских и районных больниц. <…>
В результате перекрестного изучения всех проверявшихся амбулаторных карт было установлено, что имеет место целенаправленная работа по расшатыванию здоровья и обострению имевшихся заболеваний всех пациентов без исключения. <…> Было установлено, что жертвами лечащего персонала Кремлевской больницы были в прошлом М. Горький и его сын, Фрунзе и Куйбышев, Димитров, Готвальд, Жданов, Щербаков.<...>
Только установив факты, следствие доложило руководству страны суть заявления Л. Тимашук, после чего было принято решение об аресте «белых халатов».

Необходимо относиться с уважением к любому, пусть даже абсолютно противоположному мнению, если, разумеется, точка зрения оппонента хоть как-то аргументирована. Но из публикации в газете «Борьба» следует, что лишь в 1953 году с помощью «двенадцати копий» и «районных врачей» было установлено «вредительское лечение». И поводом для этого послужило письмо «ординаторного» врача.
Но что это за «письмо врача Тимашук», каково его содержание, когда оно было написано?
Август 1948 года. Правительственная дача на Валдае, где проводит отпуск и лечение тяжелобольной член Политбюро, секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Жданов. В конце августа здоровье Жданова ухудшилось. На правительственной даче появляются ведущие специалисты Лечсанупра Кремля.
Арестованный в 1953 г. врач-терапевт Майоров на одном из допросов показал: «Вместе с Егоровым (начальник Лечсанупра Кремля. — А.М.), Виноградовым, Василенко 28 августа прилетела врач-кардиографист Тимашук. Проведя электрокардиографические исследования, Тимашук сообщила мне, что она считает, что у Жданова инфаркт. Я ответил, что, согласно клиническим данным, непохоже… Однако она продолжала утверждать, что у Жданова все-таки инфаркт. Это озадачило не только меня, но и Егорова, Виноградова, Василенко. <…> Все четверо единодушно пришли к выводу, что Тимашук не права, и диагноз инфаркта миокарда не подтвердили, продолжая лечить Жданова от прежнего заболевания. Однако она продолжала отстаивать свою точку зрения, потребовала строгого постельного режима для больного. Пытаясь застраховаться, 29 августа она написала жалобу на имя начальника Главного управления охраны МГБ СССР Н.С. Власика, в которой сообщила о своих разногласиях в оценке состояния здоровья Жданова».

Через несколько часов заявление было в Москве и уже 30 августа передано Сталину.

«Совершенно секретно.
Товарищу СТАЛИНУ И.В.
При этом представляю Вам заявление заведующего кабинетом электрокардиографии Кремлевской больницы — врача ТИМАШУК Л.Ф. в отношении состояния здоровья товарища Жданова А.А.
Как видно из заявления
ТИМАШУК, последняя настаивает на своем заключении, что у товарища Жданова — инфаркт миокарда в области передней стенки левого желудочка и межжелудочковой перегородки, в то время как начальник Санупра Кремля Егоров и академик Виноградов предложили ей переделать заключение, не указывая на инфаркт миокарда.
Приложение: заявление т. Тимашук и электрокардиография товарища Жданова.

Абакумов.
30 августа 1948 года».

«29 августа 1948 г.
НАЧАЛЬНИКУ ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ ОХРАНЫ МГБ СССР Н.С. ВЛАСИКУ.
28/VШ-с/г. я была вызвана нач. ЛСУК профессором Егоровым к тов. Жданову В.А. для снятия ЭКГ.
В этот же день вместе с профессором Егоровым, академиком Виноградовым и профессором Василенко я вылетела из Москвы на самолете к месту назначения. Около 12 часов дня сделала А.А. ЭКГ, по данным которой мною диагностирован «инфаркт миокарда в области левого желудочка и межжелудочковой перегородки», о чем тут же поставила в известность консультанта.
Пр. Егоров и д-р Майоров заявили мне, что это ошибочный диагноз и они с ним не согласны, никакого инфаркта у А.А. нет, а имеется «функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни» и предложили мне переписать заключение, не указывая на «инфаркт миокарда», а написать «осторожно» так, как это сделала д-р Карпай на предыдущих ЭКГ.
29/VШ у А.А. повторился (после вставания с постели) сердечный припадок, и я вторично была вызвана из Москвы, но по распоряжению акад. Виноградова и пр. Егорова ЭКГ 29/VШ в день сердечного приступа не была сделана, а назначена на 30/VШ, а мне вторично было в категорической форме предложено переделать заключение, не указывая на инфаркт миокарда, о чем я поставила в известность т. Белова А.М.
Считаю, что консультанты и лечащий врач Майоров недооценивают безусловно тяжелое состояние А.А., разрешая ему подниматься с постели, гулять по парку, посещать кино, что и вызвало вторичный приступ и в дальнейшем может привести к роковому исходу.
Несмотря на то, что я по настоянию своего начальника переделала ЭКГ, не указав в ней «инфаркт миокарда», остаюсь при своем мнении и настаиваю на соблюдении строжайшего постельного режима для А.А.
29/VШ-48 г.
Зав. кабинетом.
Передано майору Белову А.М. 29/VШ-48 г. в собственные руки».

На сообщении Абакумова — четкая резолюция: «В архив. Сталин». Таким образом письмо врача Тимашук было положено в архив. Никто в том далеком 48-м году не знал, какая судьба уготована этому документу.
Кремлевские власти вспомнили о Тимашук только летом 1952 года.
На наш взгляд, ее положение было отчаянным: не будучи лечащим врачом Жданова, она сделала слишком ответственное заявление, поставившее под сомнение опыт людей, годами лечивших своего пациента, а затем письменно отказалась от собственного диагноза. Для нее было совершенно ясно, что результаты неудачного лечения получат политическую оценку, а в случае удачного будут означать для нее по меньшей мере утрату места в Кремлевской больнице.
Из эксклюзивного интервью, данного автору сыном Л.Ф. Тимашук, бывшим боевым летчиком Юрием Александровичем Кураевым:
— Моя мама Лидия Феодосьевна Тимашук все время работала в Кремлевской больнице. По специальности была гинеколог, но переквалифицировалась и стала терапевтом, училась с уклоном в ЭКГ у профессора Фогельсона. Окончила 1-й Московский медицинский институт…
По долгу службы она, как я понимаю, не должна была рассказывать о работе. Но когда ее убрали из 1-й поликлиники, когда ей пришлось перейти с понижением в должности и с понижением в окладе, конечно, она об этом говорила. У мамы не было другой поддержки, кроме семьи, и поэтому мы многое знаем.
Да, мама писала, но мы не знали об этом. Она писала непосредственно в Валдае, обращалась в ЦК и передала это письмо охраннику Жданова, поскольку ей не к кому было больше обратиться.
На Валдай ее пригласили на консилиум в составе профессоров. Ей позвонили ночью и вызвали как опытного специалиста — моя мама делала ЭКГ всем членам Политбюро: и Калинину, и Жданову, знала ЭКГ всех больных наизусть. Семью Жданова она все время наблюдала, так что она знала все ЭКГ Жданова. Она была убеждена, что у него инфаркт. В составе консилиума были Майоров, лечащий врач Жданова, Виноградов, Василенко, Егоров и моя мама.
После консилиума семья Ждановых пригласила всех медработников не на банкет, а просто в столовую пообедать, мама там не присутствовала, но она рассказывала, что стол был с выпивкой. Вернулась она в полной растерянности и, конечно, сразу начала рассказывать, что с ней произошло. А произошло вот что: Жданову стало плохо, и мама по своей специальности стала его обследовать — оказалось, что у Жданова — инфаркт. Когда она стала докладывать об этом, другие консультанты ее предложение сразу же отвергли и сказали, что никакого инфаркта у Жданова нет, а есть сердечная недостаточность. Мать на них смотрит и думает: то ли она сходит с ума, то ли они — сумасшедшие… Причем она сдавала в институте экзамен Виноградову, это ее учитель…
Она говорит: как же так, они утверждают, что ничего подобного нет… Ей ничего не оставалось делать, как действовать самой. Но действовать как? Обратиться к самому больному? К семье обратиться неэтично…
И она решила обратиться к охраннику, майору Белову, написала письмо, письмо сугубо медицинское. Письмо было адресовано, я помню, в ЦК. У мамы не было возможности посоветоваться, она была расстроена. Гражданский подвиг она совершила: не побоялась своего непосредственного начальника, Егорова, а это величина была. Ее просто обстоятельства вынудили это делать. Если бы она была в Москве, я думаю, она побежала бы лично, не знаю куда, но побежала бы спасать человека. Начала хлопотать, но Валдай далеко от Москвы.

Можно по-разному относиться к словам сына Тимашук, но этот живой, порой нескладный рассказ позволяет взглянуть на события как бы изнутри…
С чего началось дело врачей, где его истоки? Сталин вообще недолюбливал медиков, может быть, и побаивался их. Как-то вождь обронил академику Г.Ф. Лангу, лечившему Горького: «Врачи не умеют лечить. Вот у нас в Грузии много крепких столетних стариков. Они лечатся сухим вином и надевают бурку».
Е. Смирнов, академик АМН СССР, Герой Социалистического Труда, после войны — министр здравоохранения СССР, впоследствии пострадавший по «делу врачей», вспоминал: «Незадолго до 13 января 1953 года я был в гостях у Сталина — на даче, расположенной недалеко от Сочи. Мы гуляли по саду, разговаривали. Сталин, показывая на деревья, где росли лимоны, апельсины, рассказывал, какого ухода они требуют. И вдруг без всякого перехода спросил:
— Товарищ Смирнов, вы знаете, какой врач лечил Димитрова и Жданова?
— Знаю, — ответил я и назвал фамилию.
— Странно. Один врач лечил — и оба умерли.
— Товарищ Сталин, врач-то здесь не виноват…
— Как это «не виноват»?
— Я интересовался историей болезни Димитрова, патологоанатомическим заключением. Смею вас уверить, ничего нельзя было сделать. Знаю, кстати, что сам рекомендовал Жданову этого врача. Считал его образованным и тактичным человеком, квалифицированным специалистом.
Сталин промолчал. Но я почувствовал, что вряд ли убедил его. Он и всегда-то отличался подозрительностью, а к концу жизни черта эта стала почти патологической».
Если следовать этому объяснению, Сталин по собственной инициативе несколько лет спустя заинтересовался причиной смерти Димитрова и Жданова, заподозрив неладное. Бывший министр, очевидно, несколько лукавит. Проблема здесь гораздо глубже, чем она представлена. Предвестники грозы ощущались значительно раньше.

14 июня 1951 г. зам. главного военного прокурора генерал-лейтенант юстиции Вавилов санкционировал, а и.о. министра госбезопасности СССР генерал-лейтенант Огольцов утвердил «Постановление на арест» врача Центральной поликлиники Минздрава СССР Карпай Софьи Ефимовны: «…По имеющимся в МГБ СССР данным, Карпай С.Е. длительное время имела отношение к лечению руководителей правительства и к исполнению своих обязанностей относилась преступно-халатно. На основании изложенного и руководствуясь ст.ст. 146 и 158 УПК ПОСТАНОВИЛ: Карпай Софью Ефимовну подвергнуть аресту и обыску. Стюо/у отдела «Т» МГБ СССР майор Чеклин. «Согласен». Начальник отдела «Т» МГБ СССР полковник Хват». Да, тот самый Хват, чья фамилия стала синонимом садизма и жестокости и была приведена даже в докладе Хрущева. Имеется неразборчивая подпись и.о. министра здравоохранения СССР: «Согласен».
48-летняя врач С.Е. Карпай, выпускница медицинского факультета МГУ, была арестована в вестибюле Центральной поликлиники Минздрава СССР. Сравнивая подпись арестованной под «Протоколом обыска» с последующими подписями под многочисленными протоколами допросов, можно сделать вывод: расписался потрясенный, растерявшийся человек.
В «Деле № 5017» имеется анкета арестованной: член ВКП(б) с 1938 г., из рабочих, мать умерла в 1950 г., муж… дочь… сестра... и, как положено, словесный портрет… Мало кто знает, что эта высокая черноволосая женщина сыграла огромную роль в «деле врачей»: ее мужественное поведение, бесстрашие, наконец чувство собственного достоинства, не часто встречавшееся у рядовых кремлевских врачей, затягивали следствие и, возможно, спасли жизнь многих позже арестованных профессоров.
Вот первый ночной допрос (23.00—4.50). Следователя интересует причина увольнения Карпай из системы Лечсанупра Кремля. Ответ: «Действительной причины увольнения я не знаю, однако полагаю, что в этом известную роль сыграло то обстоятельство, что три мои брата и сестра проживают за границей». Следователь многозначителен: «Не только это. Говорите о других причинах».
Ответ: «Других, насколько мне известно, не было». Вопрос: «Неправда. В качестве кого вы работали в Кремлевской больнице?» Карпай рассказывает, что привлекалась к медицинскому обслуживанию «особой группы» — членов политбюро. «Почему вас отстранили от лечения семьи Калинина? Ответ: «Я работала в качестве прикрепленного врача Калинина до 1942 г., после чего начальником Лечсанупра Кремля Бусаловым мне было объявлено, что в дальнейшем членов Политбюро будут обслуживать только профессора и академики». <…>
Выслушав объяснения подозреваемой, следователь Чеклин — внезапно: «Вы арестованы за проведение вражеской работы против Советской власти. Приступайте к показаниям об этом». Ответ один: «Вражеской работы против Советской власти я не проводила, показывать мне нечего».
Вернемся к прерванному допросу от 24 июня: «К работе я относилась добросовестно и никаких замечаний не имела. Правда, я должна показать о своих отношениях с врачом Тимашук Л.Ф., которая с первых дней моей работы в электрокардиографическом кабинете относилась ко мне с неприязнью, подавала в отношении меня заявления о том, что я даю неправильный анализ по снимкам ЭКГ. Однако каждый раз при проверке ее заявлений факты не подтверждались. Наиболее характерный случай произошел в 1948 году, когда Тимашук заявила о том, что я дала неправильное заключение по электрокардиограммам Жданова, а лечащие врачи в связи с этим организовали неправильное лечение».
Так в деле по обвинению Карпай и в начинающемся «деле врачей» впервые появилась фамилия Тимашук. Следователь насторожился: «Откуда вам известно о заявлении Тимашук?». Ответ: «О заявлении Тимашук мне рассказал Виноградов… Созданная комиссия подтвердила правильность моих заключений, кроме того, это также было подтверждено при вскрытии тела Жданова». Следователя интересует состав комиссии. Ответ: «Насколько мне известно, Виноградов, Зеленин, Этингер, Незлин».
Необходимо отметить, что профессор-терапевт Я.Г. Этингер за полгода до этого умер в Лефортовской тюрьме после допроса при невыясненных обстоятельствах. «Кем были приглашены в комиссию Этингер и Незлин?» Ответ: «Могу предположить, что Этингер мог быть приглашен по рекомендации Виноградова, так как они находились между собой в приятельских отношениях».
Оказывается, лечащий врач Сталина академик В.Н. Виноградов и «террорист» профессор Этингер «находились между собой в приятельских отношениях»! Вырисовывались возможные «подходы» к академику Виноградову. Следовательно, необходимо активизировать «разработку» покойного профессора Я.Г. Этингера. Но упрямая Карпай не дает показаний о «вредительской работе» профессоров Незлина и Этингера. Следователь считает, что Карпай «многого недоговаривает». «Показывайте, что вам известно о преступной деятельности Этингера?» Но Карпай продолжает настаивать: «Ничего не знаю, прошу поверить мне, что в преступной связи с Этингером я никогда не находилась». <…> Следствие продолжает искать подходы к будущим жертвам—профессорам «кремлевки», но делает это осторожно, исподволь.

Каковы же реальные политические мотивации, представляющие соединение общественных и личностных устремлений в «деле врачей»? Профессор Я.Я. Этингер, сын известного врача-кардиолога Я.Г. Этингера, арестованного в ноябре 1950 года в связи с готовящимся «делом врачей», почти сорок лет изучал это «дело», опросил многих профессоров-врачей, некоторых видных государственных деятелей того времени. Выводы? «Дело врачей», безусловно, преследовало антисемитские цели, но ими оно далеко не ограничивалось.
С помощью процесса над врачами, который должен был состояться в середине марта 1953 года, Сталин намерен был расправиться с видными деятелями партии и государства. Речь шла о Молотове, Микояне, Ворошилове и Берии. «К «делу врачей» самое непосредственное отношение имели Маленков и Суслов. Более того, Берия был встревожен арестом профессоров-врачей, опасаясь, что на задуманном Сталиным процессе он может быть обвинен в связях с «врачами-убийцами». Так однажды уже проделал Сталин в 1938 году, когда тогдашний шеф НКВД Генрих Ягода также был «изобличен» в том, что по его указанию профессор Плетнев, врачи Левин и Казаков якобы «умертвили» некоторых видных деятелей Советского государства.


Александр МАСЛОВ 17.02.2003
источник- http://2003.novayagazeta.ru/nomer/2003/12n/n12n-s25.shtml

Реприза. Прогулки по Парижу (авт. А.Ваксберг)

Удивительная драма врача Тимашук

Сюжет этой статьи – одна из самых диковинных из шуток мессира Воланда в XX веке

…В 1953 году имя главного нашего персонажа, врача Лидии Федосеевны Тимашук, было известно всем гражданам СССР и всему цивилизованному миру тоже. Российская Жанна д'Арк, советская Орлеанская дева, скромный врач-кардиограф разоблачила фантастический заговор двух всемирных паутин-разведок – ЦРУ и Интеллидженс Сервис. Как выяснили добросовестные труженики органов Министерства госбезопасности, коварным врагам удалось забросить свои ядовитые щупальца в сердце советской системы - в 4-е (Кремлевское) лечебно-санитарное управление Минздрава СССР. Шпионы завербовали врачей, лечивших членов Политбюро ЦК,